Закрытие сезона

… не состоялось.

Однажды осенью ты понимаешь, что к ночевке дом уже не протопить. Это означает, что дачный сезон закрыт. Муж долго сопротивлялся, как мог: приезжал и протапливал сначала в четверг, потом в пятницу, а в прошлые выходные мы поняли, что сезон пора закрывать.

В субботу мы приезжаем и сразу затапливаем печь. Первое время было жарко, открывали форточки, потом приходилось топить два раза, а потом муж приезжал накануне и прогревал дом.

Пожалуй, до этой осени нам никогда не приходилось на даче отдыхать. Все время находилась какая-то работа. Последние годы мы вообще не оставались ночевать: сделали дела – и домой.

Моя подруга, у которой никогда не было дачи, сказала: «Однажды я была на даче в гостях. Утром вышла на террасу, села в кресло, закурила и выпила чашечку кофе. Было чудесно». Я тоже мечтаю, что на следующий год я выйду на веранду с чашечкой и буду наслаждаться летним утром. В этом году летом было не до наслаждений, не говоря уже о том, что и веранда и терраса были завалены строительным мусором.

Работать по своему усмотрению и работать по необходимости – это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Они очень правы, эти одесситы.

В общем-то, вся суббота уходила на обустройство: топилась печь, готовилась еда, делалась минимальная уборка (какая уборка на стройке?). Суббота – банный день, поэтому топилась еще и баня.

Потихоньку сгребались листья, готовился к осени сад. И вот уже перекопаны молодые деревца, внесены удобрения под кусты, устроена компостная куча, перепахано картофельное поле, посажены еще три маленькие сосны.

Осень постепенно вступала в свои права, сокращая вечерний свет. Сначала темнело в восемь, потом в семь, а потом уже и в шесть нужно задергивать занавески на окнах. Мы шли в баню, а потом ужинали. Каждую субботу – ужин вдвоем при свечах.

Я вернула в дом круглый стол. Нет ничего уютнее, чем круглые столы. На мой взгляд, столы с углами (квадратные, прямоугольные и я уже не говорю о столах-книжках) появились в результате экономии пространства в наших небольших квартирах. Ну,  и мода, конечно. Круглый стол был выброшен свекровью в сени, а у окна убогим прямоугольником стоял стол-книжка, раскладывали его раз в год – на день рождения свекрови.

Субботним вечером мы накрывали круглый стол на двоих. Включали какой-нибудь старый фильм и пускались в воспоминания.

«Играет Дассен, кассетник старый поет,

И чай со слоном, и пусть весь мир подождет…»

А в воскресенье чаще всего шел дождь. Муж возился по своим мужским ремонтным делам, а я читала, вышивала, смотрела фильмы – отдыхала.

«Сегодня закрытие сезона», - сказал муж в прошлую субботу. Накануне он съездил и протопил печь. Но вы же знаете этих мужчин – за ними глаз да глаз. Уезжая, он забыл до конца закрыть трубу. Когда мы приехали, в доме было 8 градусов. До комфортной температуры к вечеру еще не прогрелось бы. «Не судьба…», - сказала я. «Будем считать, что сезон закрыт. Как-то не хочется простудится и заболеть». И мы поехали домой.

Дома было тепло и уютно, но круглого стола дома нет.

найдено на просторах интернета

Что нам стоит дом построить - 2

Весна вступила в свои права, мы ездили в не совсем наше «поместье» - надо было сажать огород, косить траву, ухаживать за садом.

В доме было как после обыска в семье контрабандистов. Если помните, мы клали печь. Не совсем мы, конечно – печники. Весной, когда сошел снег, мы пришли в ужас. Перед домом была груда черных кирпичей, а внутри пахло как на пожарище. Все было в саже и глине, в потолке вокруг трубы – дыра. Работать мы могли только полдня: утром приезжали, вечером уезжали. Свекровь оставлять было нельзя, в наше отсутствие приходила золовка – покормить ее обедом. К восьми мы должны были быть дома.

Что нам стоит дом построить

В общем-то, дом строить не надо, он уже построен. Давно, после войны, в конце сороковых. «Господи», - скажете вы, - «он еще не рухнул?!» Нет, не рухнул. И это страшно удивило строителей, которые… Но давайте по порядку.

Как вы уже, наверное, догадались - дом – это наше «поместье», наследство моего супруга. В свое время я не настояла на даче для своей семьи. Мне не хватило сначала жизненного опыта, потом денег (какие деньги в 90-е?), затем сил, а теперь уже поздно. В этом доме муж родился, провел свое детство, отрочество и большую часть юности. Однажды он сказал мне обидные слова: «Ты не понимаешь, что такое родной дом. Ты все время жила в разных квартирах, которых уже нет. Обидны мне были слова такие, но в чем-то он прав. Возможно поэтому я так иногда тоскую: нет родительского дома, нет и самих родителей, нет рядом тех, с кем прошло мое детство. Остались только воспоминания и старые фотографии. С другой стороны, если грустишь по всему этому, значит детство было счастливым.

Итак, дом.

В конце войны деревня выгорела. Вся. И немцы в этом практически не виноваты. Виноват один человек, свой. Немцы сожгли пару домов, в числе которых оказался и дом этого человека. Ничего лучшего он не придумал как зажечь факел, бегать и поджигать дома соседей с криками: «У меня дом сгорел, пусть и ваши горят». Огонь – страшная сила, загорелось 3-4 дома, а сгорели все.

Война шла к концу, люди вернулись из леса и с фронта на пепелища, строили землянки, в них и жили первые послевоенные годы. Семьи, в которые вернулись мужчины, обзаводились домами раньше. Потом помогали строить дома оставшимся. Дома были разные, в зависимости от достатка семьи. А достаток зависел от наличия рабочих рук в семье и количества иждивенцев. Дед мужа был плотником, да и вообще, как я понимаю, человеком «рукастым» и сметливым. Поэтому у него дом был, по тем временам, одним из самых больших и крепких.

На месте землянки построился скотный двор,  рядом - жилой дом: 6 на 8. Входили в дом сначала прямо с улицы, потом пристроили коридор (или сени) на всю длину дома и покрыли все это общей крышей. Уже на моей памяти крышу крыли шифером, снимая рубероид. До этого крыша была из дранки.

Дед мужа делал все сам: двери, рамы на окна. Рамы из двух частей: летние постоянные и зимние, вторые, которые вставлялись на зиму изнутри дома.

Затем, уже в 70-е годы, дом снаружи обшили. И я еще помню его ярко-желтым с красными наличниками.

Время не щадит никого: ни людей, ни вещи, ни дома. Если описывать мытарства моей свекрови, то куда там какой-то Зулейке, которая, на мой взгляд, глаза так и не открыла. Ну, может, так, чуть-чуть приоткрыла. Впрочем, моя свекровь, став полновластной хозяйкой дома в начале 80-х, тоже их не открыла. Этот дом стал для нее смыслом жизни и символом свободы. Постепенно избавляясь от его прошлых жителей, она не подпускала к нему своих потомков: все мое, только мое, вы здесь гости и работники, вы можете сидеть и лежать только там и тогда, когда я скажу, телевизор смотреть когда разрешу, есть по команде, когда я решу. Внуки уходили играть во дворы к соседским детям, а чуть повзрослев, перестали ездить вообще.

Естественно, что ничего в доме улучшать и подновлять свекровь не разрешала. Муж заменил внешние рамы, когда в них стали проваливаться стекла. Потом решил снять деревянную обшивку и заменить ее на сайдинг. В доме было холодно. Дуло из всех щелей: межвенцовый утеплитель (так это правильно называется) со временем поизносился. Проще говоря, мох и пакля, которыми затыкали щели между бревнами, стойками дверей и обсадкой окон, растащили крысы и время. Муж снимал обшивку, вместе с ней от стен отваливались крысиные фекалии. В одном месте было свито крысиное гнездо из детских колготок и шелкового платка. Между обсадкой одного окна и бревнами можно было просунуть внутрь ладонь, а приблизив к стене лицо, рассмотреть внутренние помещения. Но свекровь бегала вокруг и причитала: мой домик ломают!

Потом мы перестраивали веранду – свекровь месяц с нами не разговаривала. А веранду муж затеял для меня: находится внутри дома и отдохнуть было невозможно. На одном диване днем отдыхала свекровь, стоило сесть на второй диван, ей тут же требовалась розетка, чтобы включить тонометр, она пересаживалась на занятый мной диван и начинала мерить давление. Естественно, давление было, поэтому дальше начинались медицинские процедуры по его «усмирению»: таблетки, корвалол, повторное измерение. Я садилась пить чай – ей тут же требовалось перекусить, начать что-то готовить, шуровать в буфете, мыть какие-то банки. Так что мое лето проходило на веранде.

Страшный скандал вышел из-за туалета. В доме получилось их два, старый издавал ужасающее амбре, но маменька упорно ходила только туда.

Больше ничего мы сделать не могли.

Пятнадцать лет назад я перестала ездить к свекрови зимой, десять лет назад - ездить с ночевкой летом, пять лет назад и муж перестал оставаться ночевать. Золовка приезжала последние годы к маме раз в месяц на один день – вымыть полы. Мама выживала наследников со своей территории – она собиралась жить вечно. Серьезно! То, что она порой говорила сам себе вслух, вызывало оторопь. Кого она была готова принести в жертву ради своего долголетия… (Господи, забери, этого, пусть я еще поживу). Воистину, «нам не дано предугадать, как наше слово отзовется…»

Дом выглядел чистым, крепким и ухоженным, но это была «потемкинская деревня»: щели в полу застилались коврами, муж из подвала закрывал пол ветрозащитной пленкой, в окна дуло, утепление потолка износилось, печка рушилась и чадила, шифер на крыше трескался и местами протекал.

…Наследство мужу досталось так себе. Как английский замок: с историей и титулом, а жить холодно, неуютно и требует вложений.

Пришлось вкладываться. А что делать?! Титулы – это наше все.

Продолжение следует…

P.S. Переношу фото из старого ноута в новый. С архивом - беда.